Станиславовская эпоха
в мемуарах Ф. Карпинского
Выдающийся поэт-сентименталист Франтишек Карпинский (1741-1825), жизнь и творчество которого тесно связаны с Пружанщиной, так описывает в своих мемуарах нравы, царившие при дворе короля Станислава Понятовского: "Распутная жизнь короля испортила Варшаву и ослабила супружеские связи, а красивейшие женщины города позволяли себе больше, чем следовало бы, поскольку каждая из них, вспомнив, что была в своё время "королевой", хотела потом всегда властно приказывать, хотя правила только одну ночь. 
Франтишек Карпинский.
Худ. Ян Фрей. 1804 г.
|
Разврат в Варшаве дошёл до такой степени, что в этом городе (можно смело сказать) в 10 раз было больше разводов, чем во всей Польше и Литве. Даже среди магнатов вошло в обычай писать в брачных договорах, что если бы какая-то сторона хотела разводиться, то была бы обязана выплатить другой стороне определённую сумму [...]". Поэт осуждает эти нравы, которые внесли свою лепту в гибель его любимого отечества: "Разве король так сделал, когда сначала Казимиру Сапеге, сыну своей фаворитки, имевшему всего 18 лет, дал генеральство литовской артиллерии. Звание, которое требует многих заслуг и военных знаний. А потом снова, во времена Тарговицкой конфедерации, после смерти первого Сапеги отдал генеральство артиллерии второму Сапеге - Франтишку, мальчику 14 лет. И это в то время, когда отечество находилось в критическом положении."
Мы привыкли к карикатурному образу знаменитого князя Кароля Радзивилла (Пане Коханку) - пьяницы и обжоры. Карпинский же рисует несколько другой образ: "[...] Дан был раз у князя [А.К. Чарторыйского. - А.И.] большой обед для всех литовских сенаторов и депутатов. Впервые я там познакомился с литовским воеводой Радзивиллом. Этот пан был настоящим другом народа и шляхты, а не магнатов, о которых знал, что те куплены за российские деньги и готовы сделать всё против отечества. Он всегда хорошо относился к Чарторыйским, поэтому приехал на этот обед в толпе других литвинов. Ему оказали высокий приём, как первому литовскому сенатору, о чём он старался не заботиться, и когда после обеда княжна пошла с ним в комнаты и задала ему вопрос, как он смог привезти из-за границы столько ценных и интересных вещей, Радзивилл коротко ответил: "Вывез из-за границы драгоценности, от которых меня чуть было фельдшеры не избавили". Все дамы его тотчас оставили, а мужчины окружили и развлекали как могли. Любил он безмерно привирать и рассказывал в то время, что переписывается с Руссо и Вольтером. А когда ему сказали, что они уже давно умерли, ответил: "Наверно, письма от них на почте завалялись, поскольку получил их недавно". Несмотря на этот маленький недостаток привирания, если бы этот пан имел столько ума, сколько сердца, наилучшего в любом случае, может быть, моё отечество не погибло бы. Он, совсем забыв о здоровье и своих имениях, делал всё возможное, чтобы спасти несчастную родину, оставил свои владения и богатые дворцы на разграбление, долго находился в изгнании за границей в давнее время Барской конфедерации не из-за гордости какой-то, не из-за недовольства королём Понятовским, а из-за боязни будущего (как оно со временем и подтвердилось) российского влияния [...]".
Далеко не всякому историческому деятелю, как это удалось Каролю Радзивиллу, суждено было стать фольклорным персонажем. И до сих пор всё ещё остаётся открытым вопрос: кто он, Кароль Радзивилл, - герой или шут? А может он и герой, и барон Мюнхгаузен в одном лице?
Подготовил Александр Ильин.
|
